Евангелие от Мрака

На главную | Язык Арахау | Проза и стихи | Грамматология и графология | Прогнозы и гадание | Фото и графика | Новости сайта

ИВАН КАРАСЕВ

Евангелие от Мрака, 2007 год

ЛАБИРИНТ

Сиди в застенках лабиринта,
Как одинокий Минотавр
И привкус желчи ядовитый
Мешай в божественный нектар.

Пряди стихи умом разбитым,
Как паутину своих снов,
И поджидай гостей маститых
Из всех шестнадцати углов.

Чу! Слышишь шорох за стеною?
Никак Тесей к тебе идет?
Он хитрость женщины с собою,
Что хуже смерти принесет.

ЖЕМЧУЖИНА
(«И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ»)

Над чашей ящера – небесная лазурь
Играет с зябью в серебристой пене.
Но там в глуби, в жерле подводных бурь
Колышутся коленчатые тени.

На темном дне песчаных облаков
В когтистой лапе жемчуг ровно блещет
И в чешуе тяжелых, мутных снов
Змей первобытный вьется и трепещет.

Был резок свет для исполинских глаз.
Зверь жемчуг в иле буро-мглистом прячет,
За сто веков всего один лишь раз
Слезою перламутровой он плачет.

*   *   *

И звон почти не слышится.
Прислушайся , не дыша –
То на ветру колышется
Неистребимая душа.

*   *   *

Спит безродный шаман
У камней безымянной реки.
Не узнать: как ее нарекли?
Из каких льется стран?
Из какой стороны?
Лишь завис неподвижно над ней
Желтый бубен луны
С бледно-синим театром теней.

ЗИМА

Зима ходит в волчьей шубе,
По мерзлым деревьям стучит,
Но топится печка в срубе
И сыто корова мычит.

Зима по деревне бродит,
Медведем голодным рычит,
А в теплой избе колобродит
Старик-домовой на печи.

*   *   *

Три части сотканной души
Из крови, мысли и теней
Ты, как гербарий, засуши,
Меж листьев книг ты их заклей.

Струится призрачный елей
Сквозь плоть тяжелую страниц.
Листает ветер всё быстрей,
Как книгу, душу с сотней лиц.

Течет ли кровь, бежит ли мысль,
Растет ли тень из тела ввысь.
Всё – часть души и фимиам.
Не трать всего по пустякам.

АГОНИЯ

Осина сбросила листву
И листья сохли в мертвой куче.
Вдруг встрепенулись на ветру:
Их подхватил поток могучий.

Они порхали над землей,
Как птицы осени глубокой.
Но ветер стих и листьев рой
Вернулся в кучу гнить и мокнуть.

Лежат бездвижно в тишине,
Лишь иногда шуршат зловеще.
Как будто в беспробудном сне
В них жизнь агонией трепещет.

ОСЕНЬ

Глядится осень в речку голубую:
Ей грустно в этом мире средь людей
Ждать собеседницу, старуху всю седую
За вышивкой предутренних огней.

И смотрит осень в зеркало речное,

В нем видит, как стареет ее лик,
И как темнеет полотно ночное,
Как месяц на ветвях нагих поник.

А утром лишь откроет осень очи,
Оглянется – вокруг белым-бело.
Какая-то старуха пробормочет:
«Дитя моё, куда ты забрело?»

АСФОДЕЛЬ

Как цапель черно-синих стая,
Над лунным зеркалом воды
В глубоких недрах мирозданья
Томятся адовы цветы.

Как вздох последний на устах,
Так стынет в пальцах Персефоны
Свет жизни в бархатных тенях...
И глохнут века обертоны.

Там – Асфодель – цветок печали
В тенетах призрачных миров
Красу подземную венчает.
Лишь Асфодель достоин снов.

Вниз по течению забвенья
Сюда душа твоя плывет,
Где Персефона с упоеньем
Граната ест запретный плод.

ЗМЕИНЫЙ ЗРАЧОК ЗИМЫ

Тень пернатой змеи – зима
Проползла по замерзшей земле
И в зрачке ее черном луна
Отразила незрячесть небес.

Кто в глазницы зимы не смотрел,
Кто не слышал ее тишины?
Спит под крыльями снежной совы
Ее кровь – обжигающий мел.

Городской муравейник домов
Цепенел в кольцах хищного льда.
В сердце каменном азбуку снов
Хором пели ветра и слюда:

«Просыпайся, проснись змеелов!»

*   *   *

Наверно Бог хотел людей обидеть.
Зачем иначе им давать
Язык, чтобы молчать,
Глаза, чтобы не видеть.

*   *   *

Муха попадая в нечистоты
Сливается с потоком грязевым,
Но человек в потоке зла глубоком
Останется душою невредим.

Муха попадая в око Бога
Сама становится небесным божеством,
Но человек в объятиях пророка
Не переменит человечье естество.

*   *   *

Человек – натянутая нить
По-над пропастью меж Злобой и Добром.
Как струна, что на ветру звенит.
Но смычка коснется и звучит
Музыка, как неуемный гром.

Скрипка – это вкрадчивый сверчок
Жалобно в ночи заголосил.
Человек – всего лишь тот смычок
Для игры неведомых нам сил.

ИКОНА И ОРГАН

Как католический орган
В пустом костеле, в зале дальней
Звучит гранитный океан
Церковной готики печальной

Молчит икона на стене.
Как на поверхности столетий,
Застыли краски в тишине
Ортодоксальных междометий.

Гремел орган, как гром в дожде,
Струились звуки, небом полны...
Но шум утих и в полутьме
Светило золото иконы.

АНУБИС

Папирус Нила – манускрипты
И дно ладьи скребет о мель.
На бронзе сонного Египта
Иератическая цвель.

В лучах Египта стон акриды.
В чужом добре таится зло.
Под сенью белой пирамиды
Анубис дышит тяжело.

Улыбку прячут крокодилы
В кошачьих прорезях зрачков.
В разрывах голубого Нила
Уснула вазопись веков.

Сквозит поток через пороги
Ущерб времен – лишь полутакт
Остывших звуков долгих-долгих
Незрячей влаги катаракт.

КОЩЕЙ

Колючку льда он скрыл в сединах,
Чтоб отомстить за едкий смех
И нищенкой побрел невинной
Как только выпал первый снег

Затем он вороном, то волком
Кружил за нею по пятам.
Пером и шерстью, как иголкой
Живую душу протыкал.

Из тела снежного он вынул
Немое сердце – жабу сна.
Пронзит морозным током спину.
Лишь извивается коса.

ЭЭТ

Закат окрасит винной охрой
Сухую выпуклость долин
И тени прошлого так плохо
Видны на сколах мутных глин.

Вот царь Ээт, - и вздох у моря –
Глядит на чешую воды,
Шипящую от весел. Горе
На парусах летит, как сны.

Вино мутнеет и всё гуще
Чернофигурные тела
Из красной вазы крик зовущий,
Родного сердца каплет мгла.

Вино – драконья кровь Ээта
Льет по шершавому руну.
Всеусыпляющая Лета –
Риони воет на луну.

И наркотической лозою
Вьет кольца времени змея
В меандрах свастики с золою
Я – сон, Медея, мед и я...

ВСЕ МУЗЫ СТАНОВЯТСЯ ФУРИЯМИ

Мне кажется, рычала мышь
Во всхрапах одиноких фурий.
Сон тоже старится - камыш
Шуршит над ухом мнимой бурей.

Полуглухи, полуслепы –
Лишь в дреме чувства цельны стали
Пять тысяч лет назад и вы
Когда-то музами их звали.

Но демон творчества навел
На лица вечности морщины
И с музой маску фурий сплел –
Месть оскорбленного мужчины.

Когда жестокий Аполлон
Трем музам обещал бессмертье,
О юности не вспомнил он
И нет старее их на свете.

В проклятье стих тогда возник.
Гнев фурий – творчества причина.
С тех пор свирепый прячут лик
Под поэтической личиной.

ПУСТЫНЯ

Песчаный колокол пустыни
Гудит от ветра и зовет.
По морю мертвому доныне
Пустая лодка всё плывет

И нет моста меж всеми нами,
И лодки, может, нет самой –
Вода ли под ее веслами,
Песок ли под ее кормой.

В пустыне веры – прах сомнений.
Обречены скитальцы ждать,

Лишь манну снежных евангелий
Губами жадными искать.

Что за явление народу
Ладьи пустой? – всё мало нам.
Лишь борт ее черпает воду
С песком соленым пополам.

ОБРУЧ

Иосиф-плотник, некогда прекрасный
Теперь он молча бочки мастерит.
Плод рук его обыденно-напрасный:
За доской доску крепит винный скит.

Блестит кольцо на пальце у Марии.
Союз со старцем – обруч – тяготит.
Иосиф в мастерской, но там, в саду, средь лилий
С ней ангел меченосный говорит.

Влагает голос в слух настороженный
И старого пророчества вино
В меха вливается, как плот обожествленный.
Из бочки – его каждое звено.

Так окольцована душа на тяжкий подвиг.
Терн обреченности и обруч на устах.
Иосиф, не твоя рука ли помнит
Как сняли стружку с черного креста.

ПРОЗА:

СТИХИ:

Евангелие от Мрака | Снежное вино | Долина реки Одиноко