Вычур («Выря»)
Иван Карасев ©
ДОЖДИК В ГОРАХ
Хотите верьте, хотите нет, но случилось это в начале лета. Ехали тогда трое купцов через горы, а старый монах им проводником был. Ехали молча, пока монах возьми да и не скажи:
– Опасно в наших горах ходить стало. Люди говорят – здесь горный дух поселился.
– Да ну?! – воскликнул один купец.
– Вот тебе и ну. Со мной один раз вот какой случай приключился. Собрался я как-то в город, а идти нужно было через эти самые горы. Иду, вдруг цепочкой за сухую ветку зацепился – крест мой нательный в траву и соскочил. Стал я его искать и вижу: ворона подхватила его и полетела над лесом. Я – за ней. Долетела ворона до середины реки и обронила крест в воду. Подошел я к реке, хотел было в нее нырнуть. Вдруг смотрю: поднялась река и стала старухой в подвенечном платье. Подняла она на меня свои осоловелые глаза и сказала моим же голосом: «Здравствуй, монах, поплачь со мной». Кинулся я бежать, как смотрю: ноги мои стали тонкие, как у цапли. Увидел я их, и стали они расти, и поднялся я высоко над лесом, и увидел свой монастырь и город, куда шел. Пытался я кричать, но голос мой был похож на глухой звук трубы. Подул ветер и переломил меня, как тростинку...
Монах внезапно умолк, будто чего испугался.
– Ну а дальше-то чего было? – стали расспрашивать его купцы, но старый монах будто их не слышал. Дальше они шли молча, пока он снова не заговорил:
– Говорят, в горах живет дух женщины. Она принимает любые обличия. Может притвориться камнем, деревом или животным. Любит превращаться в цветок и подслушивать чужие разговоры. Она может обернуться дождем или ветром, может среди ночи засветить солнцем. Она непостоянна: бывает веселой, бывает ворчливой. Кто ей понравится, она может пошутить с ним и отпустить, а может и до смерти заиграть.
Гак говорил монах, пока не увидели путники в тени одинокой сосны чью-то фигуру.
– Подойди, посмотри, кто там, – сказал монах одному из купцов.
А вдруг то – горный дух? – испугался тот. – Пойдем все вместе.
Подошли они и видят прекрасную девушку. Она сидела вся в слезах.
– Я сбежала от разбойников, – лепетала она, – не дайте мне погибнуть здесь!
Монах весь побагровел.
– Не верьте ей! Она – горный дух, – крикнул он. Девушка закрыла лицо руками и зарыдала пуще прежнего.
– Монах, видно, выжил из ума, – сказал один из купцов и хотел было дотронуться до девушки, как пошел дождь.
Казалось бы, в этом не было ничего особенного. Обычным летний дождь, но все почему-то насторожились. И действительно, дождь был каким-то не таким. Капли, падая на землю, не сливались в лужи, а ползали, словно насекомые. Постепенно дождь стал окрашиваться в разноцветные тона, и шум дождя сменился на зловещий шепот. Вдруг нарастающий шепот смолк, и путники не поверили своим глазам: дождь пошел снизу вверх. Водяные капли раздулись, и стали похожи на мыльные пузыри. Дерево, под которым сидела девушка, зашевелилось, и купцы, не зная куда себя деть, растерянно смотрели на монаха. Монах же закричал не своим голосом:
– Я говорил вам, что эта девушка – горный дух! Давайте убьем ее...
В ту же минуту у девушки выросли клыки и огромные загнутые когти.
– Я не виновата. Это против моей воли, – заголосила девушка, чуя, что ее действительно могут умертвить. – Я не горный дух! Он – горный дух! – указала она на монаха.
В тот же самый миг у него выросли оленьи рога, он схватился за них и залаял по-собачьи.
Купцы всполошились: это их совсем сбило с толку. Но затем они заметили друг у друга заячьи уши и мохнатые медвежьи лапы.
– Как странно, – сказала девушка.
– Как странно, – отозвался монах, покачивая своими развесистыми рогами, на которых стали вырастать золотые яблоки.
– Лживый дождь, – не преминули вставить купцы. Вскоре дождь закончился.
Вместе с ним развеялись и колдовские чары. Странники молча спускались с гор. Быть может, этот дождь был мгновением правды, и с его окончанием мир снова погрузился в колдовство.
Кто знает?
ХРУПКАЯ ЯЩЕРКА
Засушливым летом подобрал старик во степи маленькую ящерку и стал ее выхаживать. Ящерка же оказалась столь смышленой и столь способной, что через три дня уже подражала старику, через три месяца научилась говорить, а через три года приняла образ молодой девушки. Была она красива, но столь хрупка и беспомощна, что казалось, подуй ветерок и надломит ее, как тростинку. Так и назвали ее Хрупкая Ящерка.
Пришло время выдавать ее замуж, и посватался к ней молодой человек из хорошей семьи.
– Я согласна, – сказала ему Хрупкая Ящерка, – если выполнишь три моих условия: никогда не показывать мне зеркало, никогда меня не расчесывать и никогда не давать Мне воды, даже если я тебя об этом буду просить.
На том и порешили.
Прожили они в мире и согласии полных десять лет. Но вот пришла к ним старая женщина в змеиных чулках и попросилась переночевать. В благодарность за гостеприимство подарила она Хрупкой Ящерке черный ларец. Был тот ларец всем хорош, да только не могла его Хрупкая Ящерка открыть. И вот однажды этот ларец открылся сам. Заглянула в него Хрупкая Ящерка и увидела там свое отражение. Заметалась она, не в силах что-либо поправить. Лицо ее как-то вытянулось, кожа пожелтела и стала жесткой. Но прошло три года, и все как будто забылось.
Пришел в деревню праздник, и вздумалось мужу причесать Хрупкую Ящерку, пока та спала, да вот беда: гребня нигде не найдет. Вышел во двор, а там, откуда ни возьмись, женщина. И в руке у нее черепаший гребень. Пришел муж домой и стал им расчесывать Хрупкую Ящерку. И в тот же миг ее шея и спина покрылись змеиными чешуйками. Испугался супруг и ничего не сказал жене. Только захворала Хрупкая Ящерка, стала сохнуть и с кровати почти не поднималась.
– Отпусти меня, – сказала она, – измучилась я.
– Куда же ты пойдешь, такая хворая да немощная? Ничего не ответила жена, только прикусила до крови
тонкие губы. Пошел муж за лекарем, а лекарь уже тут как тут. Борода седая и посох в виде змеи. Осмотрел он больную, покачал головой и сказал:
– Если сегодня она не испьет чистой родниковой воды, ночью же умрет.
Сказал и исчез, как сквозь землю провалился. Призадумался супруг, и вдруг Хрупкая Ящерка жалобно застонала:
– Пить, пить... Я знаю, что не доживу до утра. Подай мне воды, хоть перед смертью узнаю ее вкус.
Делать нечего, поднес ей муж черпак чистой родниковой воды. Увидела воду Хрупкая Ящерка, затряслась всем телом, зрачки глаз сузились, скулы заострились. Выхватила она у мужа черпак и выпила до дна. И под тяжестью ее затрещала дубовая кровать, и от силы ее дыхания затряслись стены дома, и загудело небо, словно колокол. Поднялась она с кровати чудовищным драконом. Обвила красным языком своего бывшего мужа и заглотила в зубастую пасть, из которой исходил смердящий дух тления. На шум и крики сбежались соседи, но в доме было тихо и пусто. Только треснутая кровать посреди комнаты, а в ясном небе было видно, как черная тучка быстро летела в сторону леса.
ЧЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА
Старый лесничий охотился в лесу. И вдруг увидел он тигра, который брел, не разбирая дороги.
«Какой глупый тигр, – подумал лесничий, – меня не замечает, из убежища своего вышел».
Но потом заметил лесничий, что тигр охотился на гигантскую сову, которая сидела на суку, словно каменная. Присмотрелся он получше и увидел мышь, за которой наблюдала сова. Мышь, подобно тигру, кралась к жуку, любовавшемуся черной жемчужиной. Эта жемчужина лежала на сухой траве, и жук, поднимая свои зеленые крылышки, чуть слышно стрекотал.
«Вот оно в чем дело», – вскрикнул от удивления старик. И, испугавшись его крика, убежал прочь тигр, скрылась в лесной чаще сова, схоронилась в норе мышь, и блестящий жук, нехотя оторвавшись от земли, растворился в вечернем сумраке.
Только черная жемчужина осталась лежать на сухой траве. Положил ее лесничий себе на ладонь и стал рассматривать. И была она словно живая. Будто черная капля росы, она играла бликами в слабом лунном свете.
«Что за чудо, – изумился лесничий, – я и не знал, что черный цвет может быть так красив».
И действительно, девяносто девять оттенков можно было насчитать у той жемчужины. И смотреть на нее можно было часами. Однако никто точно не мог сказать, что было в ней такого уж особенного.
Прослышал про черную жемчужину царь и приехал к лесничему. Любые деньги предлагал, полцарства сулил, но не соглашался старик. Хмурым уехал от него царь. Проводил его старый лесничий до порога, вернулся в дом, глядь, а жемчужины-то и нет.
«Вор»,
– застонал он. Выбежал во двор, а царя и след простыл. Только пыль
за околицей да напуганные птицы кружат.
Затосковал лесничий по своей жемчужине, дом у него в упадок пришел. И вот ровно через год заявилась к старому лесничему девушка с кожей, что у арапской рабыни. Блестела она, словно черный жемчуг, и не мог на нее налюбоваться старик, не мог оторвать от нее глаз – столь была она удивительная и необычная. Изогнулся над ней лесничий, словно сухой лист, и послышалось тяжелое жужжание жука, пробежала мышь, колыхнулись ветром волосы от крыльев совы, и почувствовал он, как впиваются в его спину тигриные когти...
Прошло время, и на зеленой траве осталась лежать черная жемчужина, всеми потерянная и всеми забытая. В ней сокрыта своя судьба, она помнит мир еще до Потопа и еще переживет многих из нас. Она лежит на сырой земле и ждет своего часа, когда одинокий жук засмотрится на нее.
В порыве увлечения, право же, теряешь рассудок.
ПИШУЩИЙ ЛЕВ
Жил на свете человек. И больше всего на свете он любил рисовать замысловатые знаки. Писание на бумаге становилось смыслом его жизни. Он не представлял себя без этого вечного, кропотливого писания. Он изобретал новые алфавиты и новые почерки, и когда, казалось, он перебрал все их сочетания и всевозможные формы, перед ним вдруг открывались новые горизонты. И вновь перо бегало по бумаге, то, замирая, то, продолжая безустанно вытанцовывать. Иногда чудилось, что рука засыпает, и перо само ведет ее, подчиняясь чьей-то воле.
Человек не понимал, откуда у него такая тяга к письму. И вот однажды, когда он выписывал очередные криптограммы, ему на бумагу откуда-то свалился огромный паук. Человек сначала испугался, но затем пришел в ярость:
– Как смел ты, о ничтожество, марать тяжкий труд всей моей жизни?
Сказал и раздавил паука своей кистью.
Прошло время. Человеком были исписаны горы листов сотнями изощренных почерков. Но умер писец, и дух его унесся по ту сторону бытия. Все, что накопил он, ушло от него безвозвратно. Душа человека пыталась заняться письмом, но под рукой вместо кисти была сухая ветвь, а вместо бумаги вода. Все, что было написано на песке, ветер обращал в пустоту. Чертить же по воде было совсем бессмысленно.
«Не так ли было со мной при жизни, – подумала душа. – Будучи человеком, я считал, что пишу нужные книги, оказывается – просто выливал чернила в воду или водил ветвями по сухому песку».
Прошло время. И душа человека вселилась в тело льва. Однако страсть к письму не прошла. Царственный лев стал отшельником, и его поступки были непонятны другим зверям. Лев не писал кистью по бумаге и не водил ветвями по песку. Свои стихи и научные трактаты он держал в своем уме. Он радовался, что освоил новый, более совершенный вид письма. Он мысленно представлял, как водит кистью по бумаге, и запоминал все до мелочей. Больше он ничем не занимался.
Однажды, сочиняя очередную поэму, он столкнулся с охотником. Вначале охотник испугался, но затем пришел в ярость: лев распугал ему всю дичь. Охотник замахнулся и пронзил льва острым копьем.
Перед смертью лев вспомнил паука, раздавленного кистью.
И перо в руке моей застыло,
И чернила высохли в тетради.
Я смотрел, как солнце заходило,
И в руке перо мое застыло.
Было что-то странное во взгляде:
Мне казалось, мысль моя тонула
И чертила в высохшей тетради,
Но перо в руке моей уснуло...
ЦАГ-ЦОГ
Было у старика тринадцать дочерей – двенадцать старших и одна младшая, любимая, совсем еще ребенок. Жили они вдали от соседей, и казалось им, что они одни на всем белом свете. Старик был тих и рассеян: левый сапог он надевал на правую ногу, за обедом ложкой попадал не в рот, а в нос. Старшие дочери потешались над отцом – все, кроме младшей, любимой.
Однажды, засеяв пшеничное поле, собрались все за столом, преломили хлеб, пригубили вина, и старик сказал:
– Дочери мои любимые, настал день, когда я должен вам открыться. Тайна, покоившаяся во мне все это время, должна, наконец, раскрыться. Но, – помедлил он, – чтобы ни одна из вас не предала меня, вы должны принести мне клятву.
Дочери переглянулись, еле сдерживая смех, но из-за уважения к отцу принесли клятву. Все, кроме одной, младшей, любимой. Она играла на полу бобовыми зернами – совсем еще ребенок, – но в тот момент вскрикнула, будто ужаленная пчелой, и расплакалась. Сестры кинулись ее утешать, и когда после стали расспрашивать отца о тайне, тот уже не помнил, о чем шла речь.
Настала ночь, и все легли спать, все, кроме одной, которая вдруг услышала на дворе звук, похожий на стрекотание кузнечика:
– Цаг-цог, цаг-цог, – раздавалось с улицы.
Когда она вышла из дома, то увидела золотистое свечение, которое распространялось из середины поля. Пшеница уже взошла, и в ее колосьях сидел огромный кузнечик. Он неистово стрекотал, пожирая посевы. Девочка от страха закрыла глаза и убежала прочь. Утром, когда обнаружилась порча урожая, она никому ничего не сказала.
Старый отец был в печали: столько сил ушло, столько трудов, и теперь вся семья могла остаться в зиму без запасов. Тогда он повелел, чтобы все дочери по очереди стерегли поле. Все, кроме одной, самой младшей: она же совсем еще ребенок. Но как не пытались дочери бодрствовать всю ночь, под утро их одолевал сон. Когда настала двенадцатая ночь, самая младшая дочь старика, поборов страх, вышла на двор, заслышав стрекотание:
– Цаг-цог, цаг-цог, – раздавалось где-то рядом.
Она увидела, как гигантский кузнечик, насытившись пшеницей, перескочил через крепко спящую сестру. Затем, приняв вид некоего человека, существо понеслось к озеру. Девочка хоронилась в тени ракитника и наблюдала, как незнакомец ступил на поверхность воды и растворился в темноте ночи. Были слышны лишь размеренные всплески, и чуть заметные брызги, похожие на светлячков, вспыхивали и гасли.
Она вернулась домой, но заметила, что постель отца пустует, и на его измятой подушке лежит большой желтый зуб. Страшная догадка зародилась в ее мыслях. Она спрятала зуб и на следующее утро опять никому ничего не рассказала.
Было заметно, как изменился старик. Щеки его впали, а спина сгорбилась. Он стал неразговорчив, но однажды за столом произнес:
– Знаю, не вернуть то, что вы у меня отняли. Ну, да ладно – дни мои сочтены, и все же три дня вы не должны ко мне прикасаться.
Ночью же, когда все спали, младшая, любимая дочь старика подошла к кровати отца и поцеловала его в лоб. Раздался звон, будто били в колокола на пожар. Изба осветилась ярким светом и наполнилась запахом левкои. Старик превратился в кузнечика-великана, похожего на грозное божество. Тело насекомого было облачено в тяжелые доспехи, а под радужным крылышком блестело золотое копье. Во вращающихся мозаичных глазах, подобно калейдоскопу, проступали разноцветные узоры.
– Вы – колосья моего поля, – сказал густым басом кузнечик дочерям, – я же серп, который должен был вас пожать. Прощайте! Вы больше не увидите меня никогда.
Сказал и поднялся в небо, заслоняя собою луну. Дочери долго смотрели ему вослед, пока не потеряли из виду. Все, кроме одной, которая исчезла вместе с отцом.
За всем наблюдала грозовая туча, которая сказала облаку:
– Ответь мне, если потяжелеет кузнечик, то не поглотит ли он луну?
– Оставьте... Я все думаю, как могло так случиться, что отца предала любимая дочь, ведь это могла сделать любая?..
Туча промолчала.
В дальних краях правил один царь. И мучила его бессонница. Вызвали ему лекаря. Лекарь же, выслушав царя, мелел съесть ему абрикос. Царь съел абрикос и сразу же задремал. Вскоре дрема перешла в глубокий сон.
И приснился царю океан, полный диковинных рыб. Седая черепаха посмотрела на него, и царь тотчас же пробудился. Проспал он ровно три дня, но помнил только черепаший взгляд. Под вечер ему доложили, что на южном берегу океана рыбаки выловили седую черепаху. Она была столь огромна, что так и не была вынута из сетей.
Стал царь думать, что бы значила эта седая черепаха и что с ней делать. Перерыл он все толкователи снов, но так ничего и не нашел; выслушал всех своих мудрецов, но так ничего и не понял. И вот вспомнил он, что не выслушал еще троих своих слуг: повитуху, мясника и чистильщика отхожих мест.
– О, государь, – начала повитуха, – черепаху надо убить. Суди сам: черепаха происходит от слова «череп», а череп – это символ смерти. Само название черепахи говорит, что надо с ней делать. Более того, если ты ее не убьешь – сам можешь пострадать, ибо черепаха посмотрела на тебя взглядом смерти. Принеся ее в жертву, ты одобришь богов и победишь смерть. Черепаху надо убить, государь.
Выслушав повитуху, царь посмотрел на мясника.
– О, всемогущий государь, – поклонился мясник, – что может быть хуже повитухи, призывающей к убийству? Черепаха доверилась тебе, государь, проявив себя во сне. В этом есть какая-то тайна. Ты не разгадаешь ее, если умертвишь черепаху. Черепаху надо оставить в живых, ибо она символ долголетия, а значит, и бессмертия. Проявив милосердие к животному, ты задобришь богов и избавишься от болезней, ибо черепаха снимет их своим взглядом. Черепаху надо отпустить, государь. Что же касается повитухи, то она – смутьянка. Призывая к убийству черепахи, она не остановится и перед убийством человека.
Царь помрачнел. Все ждали, что же скажет чистильщик отхожих мест.
– Государь, все, что я сейчас услышал – лишь ветер в камышах. От всех слов остался один только шум. Повитуха призывает к убийству, а мясник говорит о милосердии. И первая, и второй – оба смутьяны, поскольку, хоть они и говорят о разных вещах, думают они об одном. Они хотят навязать себе свое мнение, государь, и на этом прославиться. Откуда им знать, как воспримут боги смерть черепахи или ее свободу. Жизнь и смерть – две стороны одного целого. Жизнь и смерть – равнозначны. Если существует конец жизни, называемый смертью, значит, существует и конец смерти, называемый жизнью. Черепаха приснилась тебе во сне, государь, но та ли это черепаха, которую выловили рыбаки? Все в мире порождено вымыслом: тебе приснилась черепаха, тебе приснилось, что ее выловили рыбаки, тебе приснился я, тебе снится, что ты спишь. Как узнать, где сон, а где явь? Как узнать, какой сон правдивее? Не все ли равно, ведь у правды есть своя бесконечность, а у лжи – своя. Черепахи попросту не существует, по крайней мере, той, о которой ты думаешь. А если ее нет, то и умертвить или отпустить ее невозможно...
Однако пока царь думал, что делать с черепахой, все решилось само собой. Черепаха умерла на пустынном берегу, на черных камнях. Она смогла прийти царю во сне, но не смогла избежать рыбачьих сетей.
Управляя великим, не управляешь малым.
*желвь (устар.) – черепаха.
БЕЛАЯ ЛОШАДЬ КОРОЛЯ
Старая Ифигения держала лошадей. Но была у нее одна кобылица, которую любила она, как самоё себя. Была эта лошадь бела, как снег, и прятала ее старуха от посторонних глаз. Только поздно ночью выгоняла она ее на луг одну. Но разве от людей что утаишь? Однако, зная крутой нрав Ифигении, никто не смел покуситься на ее добро. И все знали, что где бы ни была белая кобылица лунной ночью: щипала ли изумрудную траву или купалась в темной реке – старая Ифигения зорко следит за ней. Правда, их никогда не видели вместе – старуха будто стеснялась своего единственного сокровища.
Но однажды ехал через эти края королевский сын и прослышал о белой кобылице. Обрядился странником и решил зайти к Ифигении. Старуха же нисколько не удивилась ни ему, ни его просьбе продать белую кобылицу. Только помрачнела, словно туча, и лицо ее сделалось красным, и все вокруг покраснело от заката.
– Бери ее так, – сказала Ифигения, – но с одним условием. Кобылица эта еще молода и пуглива, поэтому, когда будешь ставить ее в конюшню, держи ее отдельно от других лошадей и не подглядывай за ней ночью.
Что-то знакомое было в лице Ифигении, но что? Молодой королевич не мог вспомнить.
Ифигения зашла в дом и больше уже не выходила. Королевич заволновался.
– Надо же, обвела вокруг пальца.
Солнце давно уже село, и от высоких сосен потекли длинные тени. Королевич зашел в дом, но нигде не мог найти старухи. Вдруг подул сильный ветер, и на улице послышалось ржанье. На зеленом лугу, в густых сумерках, стояла белая лошадь, и над ее растрепанной гривой тускло проступала луна.
Поистине на королевский подарок расщедрилась Ифигения, ибо не было умнее и красивее белой лошади короля. Никто так не понимал и никто так не любил его, как она. Все эти годы король соблюдал запреты старой Ифигении, но однажды ночью, когда он шел мимо конюшни, ноги сами понесли его туда, где стояла его любимица; руки сами открыли заповедные двери.
Вместо лошади на полу лежала старая Ифигения. Из ее рта и ушей сочилась черная кровь. А на левой руке ее увидел король перстень такой же, как у него.
КРЫСИНЫЙ УМ
– Слушайте меня, братцы, слушайте и не перебивайте! – так говорил старый монах, шедший впереди странников. – Коль речь зашла о крысах, я вам скажу так, – посох его мерно постукивал по сухой земле, – животные эти слишком хитрые, слишком сметливые. Не сыскать, пожалуй, другой такой твари. Ум их не доступен человеческому пониманию. Могут они и облик человеческий принять.
– Да ну? – сказал один из слушающих.
– Вот тебе и ну! – весомо добавил старый монах. – Скажу более, не боятся они ничего на свете, а вот их испугается всякий, коли повстречается с крысой внезапно.
Вдруг где-то вдали от лесной тропинки, по которой шли путники, послышался стук копыт.
– Чу, едет кто-то.
– И не один.
Странники насторожились. Вскоре показалась царская свита, видимо, возвращающаяся с охоты. Однако царя видно не было.
– На охоте государь почувствовал себя плохо, – обратился царский слуга к странникам, – нет ли среди вас лекаря?
Путники боязливо молчали, потупив очи. Вдруг из толпы вышел старый монах.
– Я готов осмотреть Его величество и, если болезнь пришла со стороны, то буду рад помочь.
Монаха подвели к носилкам царя. Царь издавал глухой стон, не открывая глаз. Старик осмотрел больного и, приложив руку к его голове, сказал:
– Болезнь пришла к тебе, государь, не сегодня и не вчера. Она зародилась вместе с тобой и уйдет лишь, когда ты, большой и сильный, вдруг почувствуешь страх перед малым и слабым.
– Гоните его, – с большим усилием произнес царь, – он лекарь, коих много.
К монаху подвели собак. Собаки же, почуяв неладное, зарычали так, будто перед ними была дичь.
Лицо монаха поплыло и уменьшилось, а вместо ног появились крысиные лапки.
– Крыса! На государе сидит крыса! – заорали в один голос царские слуги и странники.
Царь подскочил с ложа, словно ужаленный.
– Где крыса? – схватился он за саблю.
– Вон, вон! – все показывали пальцами, но крыса быстро заработала лапками, удаляясь в чащу леса по сухому валежнику.
Царь поднялся с ложа, подошел к коню. Слуги пытались с ним заговорить, но он, вскочив в седло, молча направился в сторону замка. В голове его не стихал треск сухого валежника и шелест осенней травы.
БЛОХА, ИЛИ СЕРЕБРЯНЫЙ ЧЕРЕП ЛУНЫ
Как-то раз Луна прогуливалась по небосводу. И вдруг мир показался ей столь прекрасным, столь совершенным, что она прослезилась. Из ее слез появились звезды. Стала она вглядываться в кромешную бездну – и появилась Земля со всеми обитателями. Все живое появилось от ее дыхания. Утомившись, Луна села на ветви одинокого дерева. Мимо нее бежала Блоха. Увидев ее, Луна стала говорить: – Смотри, что создала я. А ведь я не пахала и не сеяла, не гнула спину и не обливалась потом. Все возникло само собою, стоило лишь мне подумать об этом. Пойди, Блоха, и скажи людям, что они бессмертны, ибо, подобно Луне, будут, исчезая, появляться вновь. Человек будет ложиться спать и просыпаться, и никто не скажет, что он умер. Так и Луна: пропадает и нарождается, и никто не говорит, что она умерла. Иди же, Блоха, и передай людям в точности все, что я тебе сказала.
Понеслась Блоха со всех ног, да в последний миг вдруг испугалась, что люди могут ее убить. И видит: бежит мимо Заяц. «Поручу-ка я все это Зайцу», – подумала хитрая Блоха.
– Слышь, ты, Заяц! Пойди передай людям, что они теперь будут умирать и воскресать, подобно Луне.
Прибежал Заяц к людям и кричит:
– Эй! Вы теперь будете умирать, подобно Луне. Услыхала Луна такие слова и пришла в ужас:
– Как смел ты, волчья сыть, исказить мою мысль? Разве человек не подобен Луне?
– Но ведь Луна не смердит и не разлагается, подобно мертвецу, – дерзко возразил ей Заяц.
Луна содрогнулась в гневе и ударила Зайца золотым топориком, раскроив ему верхнюю губу надвое. Заяц же проткнул Луну острым шестом. Дико взвыла Луна, и на ее лице стали появляться кровавые пятна. От крика ее полегла трава, пожелтела и опала листва, а на коже людей стали появляться морщины.
– Все можно было бы еще изменить, все можно было бы еще поправить, – стонала Луна, все дальше и дальше удаляясь от стареющей Земли.
